Высокий, тощий, рыжий. Такой же рыжий, как и те опавшие кленовые листья, что он нещадно втаптывает в грязь. Тонкая бледная кожа обтягивает острые скулы, нос, кадык. У него наверняка очень выпирают ключицы и щиколотки, а еще острые коленки и локти. Длинные, до лопаток, прямые как солома волосы спутались и провалились частью куда-то за капюшон, частью свисают поверх куртки. Тоже длинной, балахонообразной, с широкими карманами, где по жизни почивают руки с острыми костяшками, часто сбитыми в кровь, длинными тонкими пальцами и острыми ногтями. Тонкие бледные губы кажутся жесткими, зеленоватые глаза пронзительными и хищными. Острые клыки и вечно сдвинутые на нос брови предупреждают о едва прикрытой угрозе.
Тяжелые ботинки месят грязь, а в плотно сжатых зубах тлеет сигарета. Он почти весел. Весел и зол одновременно. Он иронично поднимает бровь, читая какую-то заинтересовавшую его надпись на билдборде, жестко ухмыляется и идет дальше. Неровный шаг, ссутуленные плечи.
Начинает крапать мелкий, моросящий, типично осенний дождь. Здесь всегда малолюдно, а к закату и вовсе никто не высовывается. Тут высокие крыши, а за ними багровеет пробивающееся сквозь серость осенних туч солнце. Тоже рыжее. Оно скалится в мелкие лужи на разбитом асфальте, царапает по запыленным серым стеклам. Парень делает затяжку и всматривается куда-то за крыши. Затем неожиданно ухмыляется. О чем он подумал? Кто знает. Судя по его хищной улыбке, вряд ли о милых котиках, а если и о них, то жаль бедняжек заранее.
Сигарета так же беспощадно втоптана в бурый песок. Куда он идет? Зачем? Знает лишь этот проклятый город и, возможно, он сам. А может, и не знает.